Флигель-рота

В последнее время в нашей военно-исторической литературе наметилась тенденция непомерного возвеличивания заслуг генерала от артиллерии графа А. А. Аракчеева в деле развития российской артиллерии. Статьи, книги прямо называют так называемую систему полевой артиллерии 1805 г. - "аракчеевской". 

Да, Аракчеев, находясь с 1803 г. на должности инспектора артиллерии, а с 1808 г. по 1810 г. на посту военного министра, конечно же, внес свою лепту в процесс переустройства артиллерии, чем обязан, прежде всего, своему высокому административному статусу. Но при этом не следует забывать, какой большой вклад в реформирование как материальной части, так и общего устройства артиллерии сделали до него представители низшего и среднего звена, которым на себе приходилось испытывать все нововведения. Они, "нюхнувшие пороха" (в отличие от Аракчеева), не понаслышке понимали, что же на самом деле требуется от артиллерии в условиях современной войны. Именно благодаря таким людям, "тянувшим лямку", и зачастую вопреки воле всесильного шефа, спускавшего сверху бесчисленные мелкие и часто невыполнимые директивы, русская артиллерия превратилась в настоящего "бога войны".

Процесс "отбеливания" образа Аракчеева как государственного и военного деятеля зашел слишком далеко. Современные исследователи напрочь забывают или даже вовсе отрицают все те негативные качества личности графа, которые справедливо порицались еще его современниками и вызывали у всей армии отвращение к "всесильному временщику".

Именно характер и деяния Аракчеева, создавшего в подчиненных ему структурах невыносимый нравственный климат, душивший на корню многие благие начинания, способствовал формированию злобного деспота, ловкого царедворца, что почти полностью перечеркивает его немногие заслуги.

В приведенной ниже заметке из старой дореволюционной газеты кто-то, быть может, увидит очередную положительную черту в образе "всесильного временщика", стоявшего, как оказывается, у истоков зарождения химического оружия в России, кто-то, возможно, разглядит в нем ярого пацифиста, не желающего причинять вред неприятелю и изобретающего с этой целью "гуманное оружие", а кто-то все же сможет "по достоинству" оценить личность Аракчеева, который в тяжелую для Отечества пору не смог быть хоть чем-либо полезным и продолжал услуживать своему монарху, выполнять любые "августейшие" прихоти, разводить интриги и склоки, заниматься пустым прожектерством весьма низкой пробы, несовместимым со здравым смыслом (один из примеров в приведенной ниже статье).

В самом начале ХХ столетия военный историк, скрывшийся за инициалами "А. Т. Б.", опубликовал в газете "Русский инвалид" № 255 от 24 ноября 1901 г. заметку о результатах одного из своих архивных изысканий. В делах Архива Канцелярии Военного Министерства за 1812 г., а также в делах канцелярии начальника Главного штаба по военно-ученой части, хранившихся в Московском Отделении Общего Архива Главного штаба, ему удалось обнаружить любопытные документы с собственноручными записями графа Аракчеева (лишь один небольшой эпизод его служебной деятельности), которые достаточно ярко и вполне определенно характеризуют последнего. Впрочем, не будем далее навешивать ярлыки, а предоставим Вам, уважаемый читатель, самому определиться с оценкой личности Аракчеева.

2 ноября 1812 г. граф Аракчеев, свидетельствуя своё почтение князю Горчакову, управляющему военным министерством, сообщил, что Военно-учёному комитету надлежит немедленно заняться рассмотрением прилагаемого при сём проекта о гранатах, наполненных веществом под названием "Gas hydrogène subfure" (записка написана рукою графа Аракчеева).
Проект заключался вот в чём: "Зделано нижеследующее изобретение: вместо ядер и пуль, истребляющих толикое множество людей,  предполагается в нынешнюю войну употребить ядра и пули, начинённые "некой газой селитренной" (gas hydrogène subfure), которые, достигая своей цели, при разорвании их станут наполнять воздух вонью, сила коей произведёт смятение в чувствах неприятельских офицеров и солдат, причинит им обмороки и сделает их неспособными противустоять нападениям. Пользуясь таковым действием, надлежит на них устремиться, а средством сим не было бы истреблено столько народу…"
Итак, смятение в чувствах выведет из строя и офицеров и солдат — останется только забирать их в плен! Проект преисполнен великой гуманности к неприятелю, который дерзнул не только глубоко оскорбить народ русский своим нашествием, но и вступить в сердце России — Москву…
3-го ноября военно-учёный комитет получил предписание; а 4-го числа уже оное исполнил. Комитет в составе генерал-майора Гогеля и Прево-де-Люмиана, полковника Фицтума и артиллерийского капитана Гебгарда (2) (подпись капитана крайне неразборчива) рассмотрев проект, положил такую резолюцию: "Невходя в разбирательство, будет-ли выгодно тогда, когда неприятель ядрами, картечами и гранатами бьёт у нас людей и повреждает орудия, вместо того, чтобы стрелять по них такими же смертоносными снарядами, довольствоваться для сохранения жизни неприятельских воинов, только временным лишением их чувств, посредством зловонных гранат, дабы в то время забирать их живьём в плен, комитет находит, что и собственное употребление таковых гранат сопряжено с большими неудобствами. Ибо гранаты сии не могут иначе быть бросаемы, как навесными выстрелами, коих верность, как известно, зависит от толикого множества известных и неизвестных, и управлению нашему не подверженных обстоятельств — следовательно, может случиться, что неприятель нанесёт нам величайший вред и ущерб в людях прежде, нежели действием нескольких удачно брошенных зловонных гранат, удастся на какую-нибудь часть войска его навести, предполагаемое действие зловонного гаса; дабы можно было их брать живьём; разумеется ежели прочие в ближних местах стоящие войска, действию гаса сего случайно не подвергшиеся в том препятствовать не будут. Если же бросать их как ядра и картечи, тогда будут оне в пролёте своём бить людей, а зловонное действие своё производить по совершении уже полёта своего по большей части там, где никого нет, и, следовательно, последствия выйдут вовсе на изворот того, для чего они ко введению в употребление предполагаются".
Так осудили зловонную гранату артиллеристы военно-учёного комитета! Правда необходимо оговориться, что господин Прево-де-Люмиан в комитете имел занятие по части инженерной, ну а в общем всё-таки получается, что специалисты усомнились в пользе таких гранат, мотивируя всего лишь тем, что неприятель успеет нанести нам величайший вред и ущерб в людях прежде нежели успел бы нанести на него "некую гасу зловонную".
12 ноября князь Горчаков препроводил это мнение графу Аракчееву, который собственноручно пометил, что "нужно записку учёного комитета с прочими делами представить государю императору". 5 декабря представили записку на Высочайшее воззрение и... проект подшили в соответствующее дело.
Впоследствии, когда был представлен отчёт о действиях военно-учёного комитета с 1812 по 1816 гг. резолюция комитета была выражена в более сжатой форме. Комитет нашёл, что и собственное употребление таких гранат сопряжено с большими неудобствами (какими именно уже не указывается), а потому сей проект и неодобрен". Итак, идея о "зловонных гранатах", которые не истребляли бы толикого множества людей не одобрена…
Князь Багратион говорил, что "война не для того, чтобы целоваться", а в 1812 г. это мнение было главенствующим у каждого военного, каждый стремился на бой с врагом…
Вот почему "двунадесять языков хотя и испытали смятение в чувствах", но не от гранат зловонных, которые изобретали для сохранения жизни врага.
А. Т. Б.